Зубкович Борис Аполлонович

Выпускник 1-го выпуска Военно-Морской медицинской Академии им. С.М.Кирова г. Ленинград (июнь 1941 года). После выпуска сразу был направлен в действующую армию на оборону г. Таллина в 1-ю Особую (отдельная) бригаду морской пехоты (1 ОБМП). 

Начальник медсанчасти 1-й Особой бригады морской пехоты. Эвакуировался из Таллина на судне "Лэйк Люцерна".

Судно было разбомблено в 3-х милях от Гогланда. Был выброшен взрывом в море, плыл милю до острова вручную, подобран перед Гогландом спасателями. Воевал на Ленинградском и Волховском фронтах.

Закончил войну 9 мая 1945 года в боях с окруженной группировкой немцев в Курляндии (Латвия).

Борис Борисовчи Зубкович, г. Петрозаводск

1941 год. Таллин – о.Гогланд – Кронштадт

(Несколько трагических дней из жизни военного врача Бориса Аполлоновича Зубковича)

Ранним утром 10 июля 1941 года 2-й Отдельный батальон морской пехоты, 1-й Особой бригады морской пехоты был поднят по тревоге и принял встречный бой с немецкими частями, занявшими поселок Марьямаа в 25 километрах от главной морской базы Балтфлота – Таллина. Это был самый первый бой в Великой Отечественной Войне 1941-45 гг., в котором принял участие мой отец – Борис Аполлонович Зубкович всего лишь 1,5 месяца назад окончивший Ленинградскую военно-медицинскую Академию им. С.М.Кирова и направленный на службу в Таллин – начальником медсанбата 2–го батальона 1-й Особой бригады морской пехоты. Бой был удачным, за 4 дня удалось потеснить противника на 30 километров в сторону города Пярну. Тогда отцу и его товарищам казалось, что всё идёт хорошо и началось наступление Красной Армии, которое вытеснит врага за границы СССР и все военные действия затем переместятся на вражескую территорию, как и обещал товарищ Сталин.

Однако это было далеко не так, и наши наступающие части просто не знали подлинной обстановке в Прибалтике. А оказалось, что 19 августа немцы начали ожесточенные атаки, подтянули резервы, бросили в бой полнокровные дивизии с артиллерией и танками, вытеснили наши части с занятых позиций – одна их колонна двинулась на Псков, а другая окружила Таллин, выйдя восточнее его к морю. Главная база Балтфлота абсолютно не была подготовлена к обороне с суши. Бригада морпехов, отлично вооруженная, обстрелянная ещё в «зимнюю войну», вела тяжелые оборонительные бои с фашистами, но понеся потери, отступила в Таллинн. Бои велись уже на окраинах города, были заняты пригороды, аэродром, а диверсанты, просачиваясь в город, действовали в тылах наших войск. 25 августа Военный совет флота сообщил, что возможности обороны Таллинна исчерпаны, а 26 августа был получен приказ Ставки ГКО об эвакуации защитников Таллина и прорыва флота в Кронштадт. К тому времени немецкие и финские корабли успели заминировать судовой фарватер. В акватории Финского залива было заложено порядка 20 тысяч мин. 27 августа в 16 часов началась посадка войск и эвакуируемого населения на транспорты и военные корабли. Город горел. Морская пехота в это время сдерживала противника. Батальон, в котором служил отец, отбросив немцев с аэродрома, только ночью смог выйти из боя, забрав раненных, направился в минную гавань для посадки на суда. В обязанности отца входила организация эвакуации раненных пехотинцев и перемещения всего оборудования полевых госпиталей на суда Балтфлота. 
После полуночи к пирсу подошли буксиры, которые переправили морских пехотинцев на старый эстонский транспорт «Лэйк Люцерне», стоящий на рейде. Судно из-за ветхости в конце июля 1941 года использовалось Балтфлотом для привлечения внимания немецких подлодок на роль банальной приманки. Тогда судно специально посадили на мель у западного берега о. Мохни. Однако операция результатов не дала, вражеские подводники не клюнули на приманку , судно сняли с мели, отвели в Таллин. До эвакуации о нем благополучно забыли. Именно на этом судне, шедшем из Таллина последним в караване отцу выпала судьба выбираться из окружения. Боевые корабли начали ставить заграждения таллинских гаваней и уничтожение важных объектов. На море бушевал «норд-вест», но утром он стих, и корабли в районе полудня начали движение на восток. Выход из таллинских гаваней сопровождался ураганным артобстрелом противника и ответным наших миноносцев. Эскадренный миноносец «Славный» выходя из гавани последним, на полном ходу закрыл дымовой завесой всё пространство от мыса Пальясаар до полуострова Виимси на 4-5 миль и этим лишил противника возможности вести прицельный огонь. Вскоре на караван налетели фашистские пикирующие бомбардировщики Ю-88. Бомбы падали близко, но ни один корабль пока не пострадал – зенитки с военных кораблей не давали самолётам вести прицельное бомбометание. Около 16 часов отряд главных сил – крупных военных кораблей во главе с крейсером «Киров», прибавил ходу и ушел вперед в Кронштадт, оставив транспорты лишь под защитой катеров-охотников и канонерок, а основной конвой двинулся вслед за отрядом на восток со скоростью двенадцать узлов, вытянувшись в одну линию протяженностью пятнадцать миль. Весь арьергард каравана шел практически без огневой поддержки военных кораблей. 
Первые потери начались после 18 часов, когда у мыса Юминда подорвались на мине и затонули транспорт «Элла» и буксирный пароход С-101. Через полчаса от авиабомб погиб латвийский ледокол «Кришьянис Вальдемарс». 
«Лэйк Люцерне», среди эвакуируемых называемый просто «Люцерной», дымил последним в конвойном построении и был отличной целью бомбардировщиков, заходивших на бомбежку с запада.

Сотни, а возможно и тысячи мин, сорванных с якорей косяками, в темноте шли навстречу кораблям. Никакой защиты от них практически не было. Особенно с наступлением темноты. По наблюдениям отца, минных тральщиков было гораздо меньше, чем требовалось. Часть их по приказу командования выполняла стратегическую задачу – доставляла авиабомбы на остров Сааремаа для нанесения бомбовых ударов по Берлину. Поэтому была дана команда спустить шлюпки с наблюдателями и по возможности отводить свободно гуляющие по морю опасные шары от бортов кораблей. 29 августа первые самолеты противника появились в половине десятого и с первыми же налётами потопили теплоход «Скрунда», серьезно повредили «Папанина» и «Вторую пятилетку». Кружились немецкие ассы и над «Люцерной», на которой начальником медсанчасти был мой отец. Сотни раненых, находящихся на судне, требовали внимания к себе, к тому же некоторым тяжелораненым требовалось и хирургическое вмешательство. Всё это приходилось делать в условиях качки и непрекращающихся бомбовых ударов немецких бомбардировщиков. Операции проводились в наспех оборудованной кают-кампании «Люцерны». Но 29 августа судьба не помиловала старый пароход «Лэйк Люцерне». 
На палубе, в каютах, трюмах и других помещениях судна размещалось более 3500 эвакуированных из Таллина военнослужащих и раненых. «Люцерна» шла последней в колонне и была атакована первой, подходящими с кормы самолетами. Эстонский капитан Каськ отманеврировал три бомбы, а его старпом Конг тем временем зажег на палубе дымовые шашки. Судно окуталось клубами дыма. Решив, что с ним покончено, немецкие летчики оставили «Люцерну» на время в покое. Однако через полчаса три немецких бомбардировщика один за другим вышли на пикирование прямо над верхушками мачт парохода. Две бомбы легли рядом с бортами судна, подняв тонны грязной воды и ила, а затем всё это обрушилась на палубу и надстройки сметая всё что было на них. Третья бомба угодила прямо в носовой трюм судна, загруженный «под завязку» техникой, покрышками и оборудованием. Кроме того частично в трюме размещались и легкораненые, поскольку в каютах и других помещениях судна находились тяжелораненые. Сотни людей были убиты или оглушены и выброшены взрывом за борт, капитан получил тяжелое ранение. В трюме вспыхнул пожар, удушливый черный дым шлейфом потянулся за временно потерявшим управление пароходом. 
Отец не помнил, как упал в воду, когда бомба разметала всех, кто оказался на палубе. В этот момент он как раз шел из медсанчасти корабля к переднему трюму, сопровождая одного из легкораненых. Очнулся уже в воде, когда стал погружаться в глубину, однако ему удалось усилием рук остановить погружение, и он начал медленно подниматься на поверхность, сделав долгожданный вдох несвежего воздуха с горьким привкусом дыма. Всё казалось кошмарным сном, над головой была сплошная пелена дыма, и уже на расстоянии виднелась корма уходящей под воду «Люцерны». Вокруг плавали бесформенные обломки спасательных шлюпок и несколько безжизненных тел пассажиров судна. Сначала в течение получаса он плыл в одиночку в сторону виднеющегося острова Гогланд, потом под руку попалась доска, выкинутая взрывом с парохода, это увеличило плавучесть, но зато уменьшило скорость плавания. По его воспоминаниям, вода не была очень холодной, ярко светило солнце, а он хорошо плавал. Трудно сказать, что думал в то время отец, оказавшись в такой ситуации, но чувство самосохранения, которое присутствует в каждом из нас, подсказывало, что надо бороться за жизнь. Отец был спортсменом, занимался в Академии лыжами и плаванием и даже одно время был чемпионом Ленинграда по плаванию, вот это-то и помогло ему выплыть и выжить в этой критической ситуации. Проплыв к острову несколько миль, он был подобран спасательным катером, спущенным с одной из канонерских лодок. На этом же катере его с другими спасенными доставили на остров Гогланд. 
Бомбардировщики ушли, а раненный при налете капитан «Люцерны» продолжил движение судна в сторону острова. На верхней палубе судна лежали убитые, а в трюме бушевал жаркий пожар, горели ящики с флотским имуществом, автомобильные покрышки, эбонитовые панели. Пожар бушевал с удвоенной силой, грозя вскоре перекинуться на надстройку и мостик. Самое главное, что «Люцерна» умудрилась не получить подводных пробоин, машина работала и раненый капитан, не покинувший мостик, продолжал упорно вести «Лэйк Люцерне» к острову Гогланд. В видимости часто появлялись немецкие бомбардировщики. Несколько из них кружилось над судном, но видя бушующий пожар, пролетали дальше, ища более достойные цели.

В половине второго дня пылающая «Люцерна» заскрежетала днищем о прибрежную каменную гряду острова. Рядом горели, выбросившись на мели ещё два судна. Катера, шлюпки и самодельные плотики с судов пошли к спасительному берегу. К этому же берегу островной бухты Сууркюля в то же самое время причалила и канонерка с поднятыми из воды спасенными, среди которых был и отец. Придя в себя, он немедленно поступил в распоряжение начальника медицинской службы острова Гогланд военврача 3-го ранга Ушакова и принялся за организацию медицинской помощи и лагеря для спасенных. На берегу только прошедших через пункты медицинской помощи острова скопилось от трёх до пяти тысяч человек, и их число непрерывно росло. Пришлось ставить палатки и приспособить для лазарета все имеющиеся на острове строения. Медперсонала, медикаментов, как и продуктов для кормления такого количества людей, не хватало. 
Немецкие летчики не могли не заметить большого количества людей на острове, стали носиться над местом высадки, поливая их из пушек и пулеметов, а иногда и бомбя. Толпы практически не одетых людей пытались укрыться под деревьями, в скалах, но самые смелые и решительные стреляли вслед самолётам из всего, что было у них. Налёты прекратились только после семи часов вечера, когда у немецких летчиков, очевидно, начался ужин со шнапсом после той «удачной» охоты за судами, которую они учинили. Наконец на острове можно было рассредоточить людей по укрытиям, заняться ранеными. Через двое суток, оставшихся в строю и раненых бойцов из 1-й Особой бригады морской пехоты и тех эвакуируемых, кому повезло добраться до Гогланда, с наступлением темноты начали грузить на баржи и отправлять в Кронштадт. 
Так завершился беспримерный по героизму, напряжению и опасности переход Краснознаменного Балтийского флота в Кронштадт через тысячи мин, непрерывные атаки авиации, под ударами артиллерии и торпедных катеров противника. К 30 августа до Кронштадта добрались 112 кораблей и катеров, а также 32 транспорта. Несмотря на чудовищные потери, основные силы Балтфлота были спасены, а 19 тысяч военнослужащих, прибывших в Кронштадт, явились хорошим пополнением защитникам Ленинграда. Считаю, что в этом есть и большая заслуга моего отца, который совершил свой личный подвиг, вернув в строй сотни защитников Ленинграда.

До января 1942 года, отец в составе Особой бригады морской пехоты сдерживал наступление немецких войск к югу от города, но когда для Ленинграда возникла опасность второго кольца блокады, бригаду перекинули по льду Ладоги на Волховский фронт, где отец в должности начальника медсанбата в 1945 году дошёл до границ восточной Пруссии . Был дважды ранен, но судьба сохранила его. 
Сколько людей навечно остались на дне Финского залива, до сих пор не знает никто. Около 20 тысяч человек с разбомбленных судов находились в воде, многих подобрали спасатели, но, к сожалению, далеко не всех. Одним из спасшихся и выживших после трагического таллиннского перехода был и мой отец – Борис Аполлонович Зубкович – начальник медсанчасти 2-го Отдельного батальона морской пехоты, 1-й Особой бригады морской пехоты. Уже после войны была служба в госпиталях на островах Балтийского моря, на Дальнем Востоке, в Карелии.

https://vk.com/borbor41