Иван Георгиевич Святов

_Вера Ивановна Трэмон (Святова) встретила нас вместе с одноклассницей Галиной. Вместе с детства, и вспоминают вместе.__
"Выхожу в столовую в шесть утра, а радио – тарелка чёрная – громко сообщает, что Сталин умер. Родители так рано никогда не вставали, часов в восемь обычно. Папа тогда на эскадре служил. Сидят родители и улыбаются. Я им: «Вы что, горе какое, плакать надо!» Они быстро поняли свою ошибку, сменили выражение лиц. Приходим с Галей в школу. Там у бюста Сталина почётный караул. Мы тоже захотели, где-то взяли траурные нарукавные повязки и встали в караул. Стоим, не шевелимся, рядом очередь, все хотят постоять. Но тут идёт наша учительница русского языка Циля Зиновьевна Мейендорф и говорит: «Живо на урок!» – «Сталин умер!» – «Учиться нужно, идите в класс».
Папу в детстве помню очень мало – пока была война, не видела его совсем. Когда вернулся, мне было четыре года, он стал целовать меня, взяв на руки – пушистые большие усы щекотали меня, и от этого незнакомого мужчины страшно пахло табаком. Такого запаха я никогда не слышала, как и папы не помнила. После войны папа усы подстриг, носил щёточкой недолго, потом сбрил. Мы жили в Прядильном переулке до 70-х годов. Потом мама поменялась сюда. Из окна видно, где стоял «Максим Горький». У Адмиралтейского завода, а потом переставили сюда, к Английской набережной.
Хорошо помню Сагояна, он часто бывал у нас, даже на даче вместе жили. Большими друзьями нашей семьи были Ралли – Юрий Фёдорович рано погиб, а Всеволод часто заходил. Приятельствовали с Валентином Петровичем Дроздом. Художник Ромас, автор живописных изображений героических кораблей нашего флота, вообще был наш любимец, мы обе с Галиной были в него влюблены. Пили за него вино – рюмку я, рюмку Галя, а его рюмку выливали в фикус, и мама удивлялась, почему он погиб, фикус этот. Наши семьи дружили, мама, Мария Андреевна, дружила с удивительно умной, красивой и приветливой женой его, Евдокией Николаевной".
В доме бывало много уникальных людей, замечательных имён. Один эпизод из встречи. Прозвучало имя глубоко уважаемой мною Августы Сараевой-Бондарь, музей истории Петербурга, который с её активной и душевной помощью наполнен, виден здесь из окна, на том берегу Невы. И вот оказывается, за этой стенкой они и жили. Иногда её супруг, "князюшка" Владимир Владимирович Стрекалов-Оболенский, великолепный фотограф-художник мог постучать в стенку и пригласить по-соседски поужинать... Замираешь, прикасаясь к таким историям.

Вспоминаются слова поэта Молчанова
* * *
Память моя блокадная
Честная, не плакатная,
Не подведи меня,
Не потеряй ни дня…
Ты не жалей меня,

Память моя блокадная,
Боль миллионократная
Сердце моё храня,
Ты не жалей меня.

Если не мы, то кто же
Правду вернуть поможет-
Правду невероятную,
Страшную, непонятную,

Правду в оковы взятую
И клеветой распятую,
Правду в архивах скрытую
И глубоко зарытую…

Память моя блокадная,
Переживи меня.

Пытаемся сохранять память, восстанавливать славу имён героев. Не давать забывать.

___Вера Ивановна Трэмон (Святова) около пятидесяти лет живёт во Франции, она специалист по древнерусскому искусству, художник-авангардист. Благодарим ее за счастливый случай побывать в доме героя Таллинского прорыва, спасшего 12160 бойцов, офицеров и гражданских лиц, оказавшихся в воде, вдохнуть воздуха, которым дышал легендарный контр-адмирал. Спасибо Вере Ивановне за возможность познакомиться с семейным архивом.